После авиакатастрофы, на необитаемом острове очутились Моня из Одессы и Анджелина Джоли. Естественно, завязался роман. Спустя пару месяцев у Мони стало портиться настроение.
Анджелина Джоли:
— Вот хэппенд, Моня? Ты меня уже не любишь?
— Шо ты, дорогая, я люблю тебя как и прежде, даже еще больше!
— Так что же такое?
— Ты можешь одеть мужскую одежду?
— Моня, ты же не из этих?
— Анджелочка, ну не делай мне нервы!
— Хорошо.
— А можешь нарисовать себе угольком усы?
— Да, для тебя все что угодно!
— А можно я буду называть тебя Изя?
— Об чем вопрос! Конечно!
Моня обнимает Анджелину Джоли за плечо и говорит:
— Изя, ты себе не представляешь, кого я ебу уже два месяца!

Непотребство:

Сидит дома композитор. Работы нет. Денег нет.
И тут звонок, звонит приятель — режиссёр:
— Слушай, мне тут к фильму темка нужна на финальные титры. Сбацаешь что-нибудь простенькое?
— Да не вопрос! Расскажи только, о чём фильм, чтобы я с музыкальной темой не промахнулся?
— Да в нём вообще музыки нет! Тема только для титров нужна. Ну представь себе: с сухого дерева лист медленно зигзагом падает на мокрый асфальт, и как только долетает до земли, начинается твоя тема и титры.
— Ок. Через неделю сделаю!
И композитор с голодухи скреативил неимоверно красивую, дивную музыку — хоть сейчас на "Оскара". Ну и отправил режиссёру. Тот ответил, мол, всё отлично, и пригласил на премьеру.
Приходит композитор — зал пустой. Только на галёрке парочка пожилая сидит, обоим далеко за 80. Ну, думает композитор, ясное дело — драма нынче не в цене, никого кроме старичков не интересует. Сел он, свет погас, и началось.
На фоне природы мужчина самозабвенно трахает тёлку с огромными, как баскетбольные мячи, сиськами. Дальше — больше, ещё парочка подошла, поменялись. Потом пришли негры, калеки, карлики — уже вся эта кодла в экран не помещается! Потом вообще собака прибежала, сначала собака всех отодрала, потом все собаку трахнули. И тут камера берёт крупный план, наезжает на сухое дерево, на лист, лист срывается и медленно падает зигзагом на землю, звучит неземная, дивная тема и идут титры.
Зажигается свет. Композитор сидит в шоке, красный как помидор от стыда. Думает: "ну, сука, режиссёр, ну удружил! Что обо мне люди подумают!". Встаёт со своего места, с этими мыслями идёт к выходу и тут замечает, что пожилая парочка в прединфарктном состоянии сидит и на него смотрит. И он ничего лучшего не находит, как сказать: — Музыка моя!
А они, продолжая смотреть стеклянными глазами, отвечают:
— А собачка наша!