Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский запрыгивает на стол и жидко дрищет

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский (отложив газету):
— Знаете, Наташа, у Вас хуй-с видно...

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский (отложив газету):
— Знаете, Наташа,я обосрался!

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский (отложив газету):
— Знаешь, Наташа, просто иди нахуй.

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский (отложив газету):
— Наташа иди нахуй я читаю

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский, но вместе пока не живут.

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский (отложив газету):
— Знаете, Наташа, между «привлечь» и «внимание» нужен пробел...

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает на пальце поручика перстень.
— Поручик,а какой камень в Вашем перстне?
Ржевский (отложив газету):
—Блять. Блять, да мне похуй на тебя, блять, слушай, какая у тебя там тачка, блять, квартиры, срачки там, блять, яхты, всё, мне похуй там, хоть Бентли, хоть, блять, нахуй Майбах, хоть Роллс-Ройс, хоть Бугатти, блять, хоть стометровая яхта, мне на это насрать, понимаешь? Сколько ты там кого ебёшь, каких баб, каких, значит, вот этих самок, шикарных или атласных, блять, в космос ты летишь. Мне на это насрать, понимаешь? Я, блять, в твоём познании настолько преисполнился, что я как будто бы уже сто триллионов миллиардов лет, блять, проживаю на триллионах и триллионах таких же планет, понимаешь? Как эта Земля. Мне этот мир уже абсолютно понятен. И я здесь ищу только одного, блять, покоя, умиротворения и вот этой гармонии от слияния с бесконечным вечным, от созерцания того великого фрактального подобия и от вот этого вот замечательного всеединства существа в бесконечно вечном. Куда ни посмотри, хоть в глубь, бесконечно малое, хоть в ввысь, бесконечно большое, понимаешь? А ты мне опять со своими там... иди суетись дальше, это твоё распределение, это твой путь и твой горизонт познания, ощущения и твоей природы, понимаешь? Он не соизмерим, а мелок по сравнению с моим, понимаешь? Я как будто бы уже глубокий старец, бессмертный, или там уже... почти бессмертный, который на этой планете от её самого зарождения, ещё когда Солнце только-только сформировалось, как звезда и вот это газопылевое облако формировалось... после взрыва... Солнца, когда оно вспыхнуло, как звезда, начало формировать вот эти коацерваты, планеты, понимаешь? Я на этой Земле уже как будто, почти пять миллиардов лет, блять, живу и её знаю уже вдоль и поперёк, этот весь мир. А ты мне там, какие-то это... Мне похуй на твои тачки, на твои, блять, нахуй, яхты, на твои квартиры там, на твой... на твоё благо, понимаешь? Я был на этой планете, так сказать, или на бесконечное множество. И круче Цезаря, и круче Гитлера, блять, и круче всех великих, понимаешь, был? А где-то был конченным говном, ещё хуже, чем здесь, понимаешь? Я множество этих состояний чувствую. Где-то я был больше подобен растению, где-то больше подобен птице там, червю, где-то просто был сгусток камня. Это всё есть душа, понимаешь? Она имеет грани подобия совершенно многообразные, бесконечное множество. Но тебе этого не понять. Поэтому ты езжай себе, блять. Мы в этом мире как бы живём на разными ощущениями, разными стремлениями. Соответственно, разное наше и место, разное наше распределение. Тебе я желаю все самые крутые тачки, чтоб были у тебя и все самые лучшие самки, чтобы раздвигали перед тобой ноги там, все свои щели, на шиворот-навыворот, блять, перед тобой, как ковёр, это самое, раскрывали и растлевали, да? Растлали. И ты их шобы ебал до посинения, до красна, вон как Солнце, как Солнце закатного. Чтоб на лучших яхтах, на самолётах летал и кончал прямо с иллюминатора и всё, что только можешь в голову прийти и не прийти. Если мало идей — обращайся ко мне. Я тебе на каждую твою идею ещё сотни триллионов подскажу, как, что делать. Ну, а я всё, я иду, как глубокий старец, узривший вечное, прикоснувшийся к божественному, сам стал богоподобен и устремлён в это бесконечное. И который в умиротворении, покое, гармонии, благодати, в этом сокровенном блаженстве пребывает, вовлечённый во всё и во вся, понимаешь? Вот и всё. В этом наша разница. Так что, я иду любоваться мирозданием, а ты идёшь какой-то преисполняться в гранях каких-то, вот и вся разница, понимаешь? Ты не зришь это вечное бесконечное, оно тебе не нужно, но зато ты, так сказать, более активен, как вот этот дятел долбящий или муравей, который вот, очень активно в своём, в своей стезе, вот и всё. Поэтому давай, наши пути здесь, так сказать, имеют, конечно, грани подобия, потому что всё едино, но... ты меня... я-то тя прекрасно понимаю, а вот ты — вряд ли, потому что я тебя в себе содержу, всю твою природу, она составляет одну маленькую там, песчиночку от того, что есть во мне, понимаешь? Вот и всё. Поэтому, давай, ступай, езжай, а я пошёл наслаждаться, нахуй, блять, прекрасным осенним закатом, блять, на берегу тёплой южной реки. Всё. Пиздуй-бороздуй и я попиздил нахуй.

Едут в поезде Наташа Ростова и поручик Ржевский. Поручик читает газету. Наташа, пытаясь привлечьвнимание поручика, оголяет то одну ножку, то другую, то платье приспустит, то пиздой ему на лицо сядет, то нассыт в ухо, то насрет на мундир. Поручик не реагирует. Тут Наташа замечает, что поручик умер.

Едут в поезде Наташа Ростова, поручик Ржевский, Андрей Болконский, Пьер Безухов, Анатоль Курагин, Фёдор Долохов, Константин Лёвин, Алексей Вронский и Анна Каренина. А проводница им и говорит:
— Пошёл на хуй, Лев Толстой!