Это так давно было, что тогда и ножей не знали, xyeм говядину рубили.

А у меня есть Архангельская сказка.
Горчёв, Поляк и неверная жена
Жил-был Горчёв, жил на одинке, задумал ехать по синему морю за охотой, пострелеть гусей и лебедей. К ему приехал в гости Поляк, и тогда жена стретила его с честью, с радостью, и поила, и честила, и пировали, панкетовали, и зделали они любовь телесну. Поляк нагостился, напировался, позабавился всячиной и задумал ехать во своё место. Горчёва жена не стала от Поляка оставатся. Наредилась и уехала с Поляком, Горчёва бросила.

Приехал Горчёв и кричит: «Зачем жо не встречат жона?» Выходит служанка и разсказывает. Горчёв мечет гусей, лебедей: «Если мне своей женой попустится, всяк назовёт меня потеряй-жена». Погонил в сугон, догнал Поляка с молодой женой, обгонил Поляка, поворотил коня встречу. Поляк жену снял, стали бится они и дратся. И бились, дрались, соскочили со добрых коней, схватились в рукопашку. Горчёва жена стоит в чистом поли, никому не помогает. Чует Горчёв, что силы мало стало, змолилса жене: «Помоги мне, молода жена». И Поляк говорит: «Помоги мне, будешь ты у меня жить барыной». Стала жена помогать Поляку. Избили Горчёва, Поляк и сплыл на его белы-груди. Тогда у Горчёва был в кармале перочинной ножик. И дал ему Господь ума, вынел ножик, проколол с исподи у Поляка белы груди. Свалил Поляка с белых грудей и придал злой лютой смерти. Встават Горчёв на резвые ноги, говорит своей молодой жены: «Слава Богу, хозяйка, Господь пособил неприятеля победить». Поймал коня. «Садись, хозеюшка, поедем домой». Сели и приехали домой.

С хозяйкой живёт, как будто ничего не бывало, не бьёт, не тиранит. Наутро стали и говорит: «Строй ты, хозеюшка, кушанье, я поеду людей собирать на пир». Поехал собирать людей и позвал и батюшку, и матушку женина. Потом народ съехались и пировать стали. «Кто бы каки беседы сказал?» Все отперлись, он и говорит: «Ну я скажу бывальщину». — «Давай, сказывай, сказывай, послушам». Он начал: «Вот вроде, как я: жил молодец, жил на одинке... (рассказал историю, в которой описал, что было с ним) ...что бы вы сделали?» Говорит отец: «Я бы взял пишталет, да застрелил». Горчёв взял пишталет, жена входит с кушаньем, он в ей и выпустил, та пала, ее как небывало. «А ведь это со мной было». — «Ну, што заслужила, то и получила».

И вот это:
Зыряне смеются над устьцылёмами
[Этот и последующий анекдот про устьцылемов сообщил мне зырянин-ижемец Ю. П. Канев, торговец бывающий по делам в Москве и Петербурге. Постоянно он живет в с. Ижме, на реке того же названия, притоке Печоры]

Встречаются два устьцылёма начинается разговор:

— Парфенте-е-й, а Парфенте-е-й!

— Чего-о?

— Куда поеха-ал?

— В Пинегу-у.

— Пошто-ле-е?

— На база-ар.

— Купи мне икону-у.

— Какую-ю?

— А Миколу-у. .

— Большу-ле-е?

— С баенну две-ерь.

Рассказчик намеренно растягивает слова на концах, передразнивая устьцылемов, которые говорят очень певуче.

Жаль что мат банят, я бы ещё про Ерша и Сон-рыбу рассказал

Чашка - это доча их была маленькая, обосратая бывающая часто, в силу возраста своего детского и слабости желудка своего неокрепшего

Жити муж и жена.

И подавала жена мужу обедни, и зачинати он жену побивати, говоря при том: — Омой гузно! Омой гузно!

И стала жена мыть гузно всячески: и песком, и рогожею так, что кровь стала видна.

Но лишь подаст мужу обедни, он вновь зачинати ее побивати говоря при том:
— Омой гузно! Омой гузно!

И сказала жена сестре отца своего:
— Зачем же это, сестра отца моего, когда я подаю мужу обедать, он завсегда меня побивает, твердя при том: «Омой гузно»! «Омой гузно!»

Воистину, чисто гузно мое, ибо тёрла и песком и рогожею так, что кровь стала видна!
И отвечала ей сестра её отца:

— Нет проку в чистоте срамного гузна твоего коль чаша, что мужу своему подаёшь ты, грязна! Ибо чисто гузно чаши должно быть, а не грязным.

И стала жена гузно чаши мыти и прекратил муж её побивати.

Из сборника "Ветхозаветные сказки" нерусского фольклориста Ж. М. Ассонова

А свою мыть перестала...

Мой попу

Жили муж и жена. Вот бывало, как подает жена мужу обедать, он и начнет ее колотить, а сам еще и приговаривает: — Мой попу! Мой попу! Вот она и начнет мыть попу у чашки: трет ее и песком, и рогожею так, что царапины по фаянсу — а только что подаст мужу обедать, он начнет ее колотить и опять приговаривает:
— Мой попу! Мой попу! Вот она и говорит своей тетке:
— Что это, тетушка, когда я подаю мужу обедать, он всегда меня бьет и приговаривает: «Мой попу»! «Мой попу!» Кажись, я и так мою, даже до царапин растираю!
— Эх, ты дура, дура! Ты мой-то попу, да не у чашки, а свою.
Как стала мыть свою попу, так и перестал ее бить муж.

Из сборника "Грузинские заветные сказки" грузинского фольклориста А.Атанашвили