Байка о ставившейся вроде как в московском ТЮЗе драме про некоего пионера-героя. В начале пьесы у могильного холмика с красной звездой садился «старый партизан дядя Миша», отхлёбывал из фронтовой фляжки и заводил рассказ: «Двенадцать лет ему было…»
Достаточно пожилой актёр «партизанил» так уже несколько сезонов кряду, других ролей не получал, а потому вскорости начал от тоски по нереализованному таланту наливать во фляжку буквальный коньяк. Поначалу знал меру, понимал: не комильфо дышать перегаром на юных зрителей в переднем ряду, всё-таки не комедия… Но как-то раз его таки прорвало, и на финальной пронзительной ноте увертюры он выдал то, что думал:
— Двенадцать лет ебу мыло, но не знал, что оно пидор

… Но как-то раз его таки прорвало, и на финальной пронзительной ноте увертюры он высказал то, что думал:
— Двенадцать лет е@у мозги юного зрителя!

Байка о ставившейся вроде как в московском ТЮЗе драме про некоего пионера-героя. В начале пьесы у могильного холмика с красной звездой садился «старый партизан дядя Миша», отхлёбывал из фронтовой фляжки и заводил рассказ: «Двенадцать лет ему было…»
Достаточно пожилой актёр «партизанил» так уже несколько сезонов кряду, других ролей не получал, а потому вскорости начал от тоски по нереализованному таланту наливать во фляжку буквальный коньяк. Поначалу знал меру, понимал: не комильфо дышать перегаром на юных зрителей в переднем ряду, всё-таки не комедия… Но как-то раз его таки прорвало, и юные зрители сказали громко в одночасье:
— У вас хуй видно, знаете?